Выживший

Минуло больше года с гибели буксира Bourbon Rhode, унесшей жизни 11 моряков. Спастись с потерпевшего крушение после роковой встречи с ураганом судна чудом удалось троим морякам. Один из них, матрос Евгений Николов, все еще не вернувшийся к работе в море, рассказал о катастрофе, из которой он уже не надеялся выйти живым и которую он вряд ли когда-нибудь сможет забыть, как бы ни пытался.

Напомним, что универсальный буксир Bourbon Rhode (ИМО 9356359, флаг Люксембурга) шел через Атлантический океан с Канарских островов в порт Джорджтаун, Гайана, когда его путь пересек сокрушительный ураган «Лоренцо». Маленькому 50-метровому судну нечего было противопоставить неуемной стихии. 26 сентября 2019 года Bourbon Rhode затонул в центральной части Атлантики.

Французская компания-владелец судна Bourbon Offshore Supply Investissements (Bourbon Group) мобилизовала все ресурсы, в том числе привлекла национальные военно-морские силы Франции, чтобы спасти экипаж судна. Весь мир с замиранием сердца наблюдал за поисково-спасательной операцией, сопереживая родным и близким моряков. Из 14 членов команды Bourbon Rhode удалось спасти лишь троих: калининградского фиттера и двоих одесситов.

В борьбе за свою жизнь они провели трое суток без еды, воды и сна, из последних сил стараясь удержаться на спасательном плоту. Тела еще четверых членов экипажа были найдены спустя несколько дней. Еще семерых моряков так и не обнаружили.

Неоправданные ожидания

«В июле 2019 года я отправился в Испанию, чтобы сесть на судно Bourbon Rhode в Лас-Пальмасе, – рассказывает Евгений Николов. – В этот рейс я попал при посредничестве круинга TideMarine и, вроде бы, он должен был быть хорошим: известная французская компания, хорошие суда. Как только я ступил на судно, я, мягко скажем, был шокирован увиденным: везде ржавчина, дыры, запустение, грязь.

Перед рейсом нас поставили в док на ремонт и выделили две недели, чтобы привести судно в порядок. Однако для ремонта не было никаких материалов и запчастей: все приходилось заказывать и ждать. Что говорить, у меня даже робы не было – две недели я работал в футболке, шортах, кроссовках и каске.

Но мы старались, трудились. Надо отдать должное, экипаж подобрался очень хороший.

Первую неделю справлялись своими силами, потом приехала рембригада, но им точно так же для работы не хватало материалов и запчастей.

Финансовые трудности компании уже не были секретом ни для кого. Каждый день простоя Bourbon Rhode «влетал» судовладельцу в копейку, что и стало причиной спешки. Суперинтендант нас постоянно подгонял, однако старший механик тянул время, чтобы успеть починить как можно больше. Так, вместо двух недель мы простояли в ремонте полтора месяца.

Тем не менее даже после продолжительного ремонта техническое состояние судна по-прежнему оставалось неудовлетворительным: переход через Атлантику был исключительно рискованным мероприятием. Компания планировала провести оставшиеся ремонтные работы по месту прибытия, в Джорджтауне, где на тот момент судно должно было работать уже две недели.

За пару дней до отхода на борт прибыл новый старший помощник капитана, одессит. Он постоянно повторял, что судно не должно выходить в океан, что оно не дойдет. Этого мнения придерживались и остальные члены экипажа.

В итоге старший помощник отказался выходить в рейс на Bourbon Rhode и вернулся домой, что, с большой долей вероятности, спасло ему жизнь. Покидая борт судна, он сказал: «Дай Бог вам дойти до Гайаны».

А буксир тем временем «успешно» прошел все проверки и готовился к выходу в море. О том, что на пути следования судна зреет мощный ураган, команда не была предупреждена ни береговыми службами, ни оператором компании.

Помню, перед отходом у нас не работал судовой интернет, и мы все сидели на мобильном: обзванивали родных, любимых. Я написал два сообщения – маме и папе, но они не успели их прочитать: пока интернет работал, сообщения так и не были доставлены адресатам».

Роковое стечение обстоятельств

Ночью 19 сентября, невзирая на удручающее техническое состояние, Bourbon Rhode взял курс на северо-восточное побережье Южной Америки. В это же время в Атлантическом океане начал формироваться ураган, получивший в последствие имя «Лоренцо». Вскоре он усилился до максимальной пятой категории по шкале ураганов, когда скорость шквального ветра превышает 70 м/с.

«После завершения бункеровки и подготовки к переходу судно вышло из порта. Шли, в принципе, нормально – со скоростью 9 узлов, – продолжает Евгений Николов. – Экипаж работал, не считаясь со временем, дел было много, свободного времени практически не оставалось.

Мы старались, хотели, чтобы нас вспоминали добрым словом и стремились показать, что мы профессионалы: навели порядок, создали уют. В машинном отделении ребята постоянно устраняли неполадки.

Нам стало известно о надвигающейся угрозе за три дня до трагедии. Как мне сказали, у нас был один выход — обогнать ураган. Мы должны были проскочить его за день, но начались неполадки с двигателями: у одного грелся подшипник, второй просто работал из рук вон плохо. Скорость судна упала до 5-6 узлов, в то время как ураган несся нам наперерез на 15 узлах.

Утром 25-го сентября судно начало испытывать сильнейшую килевую и бортовую качку, а вечером уже никто не ел, не пил и не спал. Корпус буксира содрогался от постоянных ударов мощных волн, не давая ни минуты передышки.

Я находился на мостике с капитаном и старшим помощником и где-то около часа ночи услышал, как старший механик по рации кричал капитану, что нас затапливает, а система откачки воды не работает. Капитан отправил меня в машинное отделение, где мне навстречу вылетел 3-й механик. На мой вопрос, что происходит, третий закричал: «Надо подавать сигнал SOS! Мы тонем!»

Я не знаю, сколько времени все это продолжалось, потому что в такие моменты ты не смотришь на часы. Последний раз, когда я был на мостике, скорость ветра на анемометре остановилась на отметке 75 м/с; она так и зависла и уже не менялась, хотя потом нам сказали, что максимальная скорость урагана превышала 150 м/с.

На тот момент я не знал, удалось ли кому-то из команды связаться с компанией. Знаю, что спутниковый телефон точно не работал, как и интернет.

Вскоре с мостика был подан сигнал бедствия. Сделанный на скорую руку ремонт давал о себе знать: вода просачивалась через все латки, ни о какой герметичности речи не шло. Вода постоянно поступала в корпус судна.

Я не знаю, отключили ли двигатели или они перестали работать сами, но буксир потерял ход и начал дрейфовать. Каждый член команды боролся за живучесть судна, за свою жизнь и жизни коллег. С мостика раздавался крик «Mayday! Mayday!»

Из машинного отделения поднялся моторист Вячеслав и сказал нам: «Это конец, нужно готовиться к худшему». На тот момент пришло осознание того, что вскоре нам всем придется покинуть судно. Капитан дал команду готовить спасательные плоты. Буксир уже имел достаточно большой крен на правый борт, поэтому воспользоваться плотами с правого борта не представлялось возможным. Попытка освободить плоты с левого борта также ни к чему не привела: они плотно сидели на штатных местах. Как мы ни пытались, механизм разобщения плота и судна не сработал. Матрос Дмитрий, упираясь спиной в надстройку, а ногами в плот, пытался его освободить, но ничего не выходило.

Когда я снова поднялся на мостик, мне сказали, что на наш сигнал бедствия ответило судно в пяти часах ходу от нас, и надо продержаться, пока не подоспеет подмога. И мы старались, мы боролись. Любая вера сильнее, чем страх.

Но время шло, и все яснее становилось, что Bourbon Rhode не протянет на плаву ни пять часов, ни вдвое меньше. Велика была вероятность, что спешащее на помощь судно и само не сможет преодолеть огромные волны и добраться до терпящих бедствие моряков.

Наступил день. Вода все прибывала, аварийный генератор начал выходить из строя, в судовых помещениях моргал свет. Из-за бушующей стихии видимость была практически нулевой – все вокруг было черное, как ночью».

Прыжок

«Мы понимали, что прыгать придется, иначе не спастись. В глазах одного из членов экипажа я увидел страх. В них читалось, что он уже сдался, и, наверное, смирился. Он сказал: «Так умирать не хочется, так не хочется попасть в ад».

Первым в воду прыгнул старший механик. Перед прыжком он прокричал мне: «Надо прыгать, Жека, что ты стоишь? Надо прыгать, потому что умрем».

Хватаясь за штормтрап, мы спускались по левому борту нашего буксира в кипящие воды. Самым страшным на тот момент было понимание того, что мы так и не смогли сбросить плот, и там, в беспощадной воде, без него нам не спастись.

Было очень страшно прыгать, но я все же сиганул. Помню пульсирующую мысль в голове, что, главное – это отплыть подальше от судна, чтобы волна не бросила меня на винты Bourbon Rhode.

И я стал плыть изо всех сил. Волны обрушивались на меня одна за другой, не давая вдохнуть. Недалеко от меня плыл матрос Дмитрий, который спрыгнул в воду практически одновременно со мной. Вдруг Дмитрий закричал: «Плот, Женя! Плот!» Дима поплыл к плоту, а я стал свистеть в свисток, прикрепленный к спасательному жилету, пытаясь привлечь внимание остальных ребят.

Спасательный плот крепится к судну тросом, который автоматически разрывается специальным механизмом, когда тонущее судно уходит на глубину свыше 4,5 метров. Если этого не произошло, на плоту есть специальный нож, чтобы трос можно было перерезать с плота. Однако, вероятнее всего, нож выбило, когда плот отделился от судна, так как моряки так и не смогли его найти».

26 сентября 2019 года в 12:28 буксир Bourbon Rhode последний раз вышел на связь с офисом. Как выяснилось позднее, судно затонуло за 13 минут.

«Не знаю, сколько времени мы тонули, но воды напились хорошо. Я подумал, что это – конец… Вспомнил маму, родных и близких. И тут внезапно почувствовал, что тяга ослабла: судно

отпустило плот, и мы буквально вылетели из воды. При подъеме плот перевернулся вверх дном, но, по крайней мере, мы могли оставаться на плаву, держась за него. Ветер бил и терзал плот, но мы впятером цеплялись за него и за свои жизни изо всех сил: я, стармех Александр, матросы Евгений и Дмитрий и фиттер Игорь.

Ветер был такой силы, что со стармеха постоянно срывало спасательный жилет, и мы, крепко держась за тросы, помогли Саше зафиксировать его. Очередным порывом ветра трос, за который держались я и Саша, оторвало. Саша не смог удержаться, и его унесло ветром в темноту».

В сердце бури

Неясно, сколько времени плот с четырьмя моряками то поднимало ветром над волнами, то бросало в пучину. Они отчаянно держались за него, обвязали себя тросами, которые впивались в тело, раздирая кожу. Океанская соленая вода жгла раны, причиняя боль. Ураганный ветер, срывая гребни волн, создавал над уровнем моря плотный слой водяной пыли – дышать практически было нечем. Но желание выжить было сильнее любой боли.

«Вокруг кромешная темнота, ощущение конца света, полное отчаяние. Казалось, надежды уже нет, силы покидают. В голове проносились, как картинки, воспоминания о родных и близких. Приходило осознание того, что больше я их не увижу. Я молился, просил у Бога прощения».

Через какое-то время плот попал в глаз урагана – область прояснения и относительного затишья.

«В центре урагана мы были примерно полчаса, думали, что все закончилось, волна маленькая, где-то два метра. Вокруг темнота, гул.

Нам удалось взобраться на все еще перевернутый плот. Мы легли крестом, чтобы сохранить равновесие. Я еще не попадал в такие шторма. Спросил у матроса Жени, который был опытнее меня: «Можно теперь говорить, что я бывалый? Знаешь таких, как я?» Он ответил: «Круче только тучи». Это были его последние слова».

Матроса Евгения Мелгунова унесло внезапно налетевшей волной. На плоту осталось трое. Плот прошел через глаз урагана и снова оказался в пучине стихии.

Ветер снова бил и терзал плот, подбрасывал и крутил его в воздухе, но моряки изо всех сил держались за спасительные тросы.

«На вторые сутки пошел дождь. Это был единственный раз, когда мы попили воды. В какой-то момент чуть-чуть распогодилось, и мы увидели большой самолет. Он развернулся прямо возле нас, и мы верили, что он нас заметил и очень скоро нас спасут».

Вероятнее всего, это был разведывательный метеорологический самолет, собирающий данные для анализа погодных условий. Тем временем погода снова начала ухудшаться: к дождю прибавился шквалистый ветер, начали бить молнии. Грохот оглушал моряков. Вскоре стало ясно, что с самолета плот не заметили, и спасения ждать неоткуда.

«Ночью на третьи сутки нас начало морозить, самочувствие было ужасное; нас все время заливало холодной водой, появились галлюцинации, и иногда мы были не в состоянии отличить реальность и видения. Где-то около трех часов ночи мы внезапно увидели яркий свет, свет прожектора. Это не был мираж – мимо нас проходило судно. У Игоря на жилете остался небольшой маячок, и мы предприняли несколько попыток встать на плоту и помахать маячком. Но нас не заметили».

На третьи сутки, когда шторм немного стих, морякам удалось перевернуть плот и забраться внутрь.

«Мы просто лежали. Не знаю, сколько часов прошло, но вдруг мы услышали гул приближающегося самолета. Он пролетел прямо над нами. Такое уже было. Но вдруг слышим, самолет пошел на второй круг, третий, четвертый, пятый. Нас заметили! Потекли слезы радости. Мы сняли жилеты и начали махать ими».

Долгожданное спасение

На помощь морякам пришел балкер PIET (ИМО 9568574, флаг Либерии) с украинскими офицерами и филиппинскими рядовыми на борту. Экипаж судна спустил трап, и первым по нему самостоятельно поднялся матрос Дмитрий.

Фиттер Игорь был слабее, и его подняли сеткой вместе с матросом Евгением. Команда балкера оказала потерпевшим первую медицинскую помощь и помогла связаться с родными.

А через несколько дней за моряками Bourbon Rhode прилетел вертолет. Он доставил их на военный фрегат ВМС Франции, где их уже ждала отдельная большая каюта. На борту моряки продолжили получать медицинскую помощь: за трое суток пребывания в воде их раны начали гнить. Из обезболивающих на борту фрегата был только лидокаин, однако он не давал нужного эффекта: раны промывали и поврежденные ткани иссекали практически без наркоза.

«Хочу отдельно отметить, что экипажи обоих судов относились к нам с огромным уважением, поддерживали, сопереживали и всячески старались помочь. Ребята с балкера подыскали нам одежду, приносили сладости. Военные моряки навещали нас, приносили книжки, правда на французском языке, угощали напитками и круассанами. Я очень им благодарен».

Фрегат продолжал поисковую операцию, в ходе которой были найдены тела четырех членов экипажа Bourbon Rhode и сломанная шлюпка. Выжившие смогли опознать лишь одно тело, остальные было невозможно.

Фрегат доставил троих выживших на остров Мартиника, где их положили в медицинскую клинику. Там начались многочисленные допросы: со стороны полиции, представителей компании Bourbon Group. Чтобы поддержать моряков, компания привезла на остров их родственников – к Евгению прилетели его мама и девушка.

«Приехал господин Буше, второй человек в Bourbon Group, и еще сотрудник компании, непосредственно отвечавший за Bourbon Rhode. Сказали, что будут помогать, что после получения необходимой медицинской помощи можно будет переехать в отель, а дальше – в зависимости от состояния. Если здоровье позволит и разрешат врачи, можно будет вернуться домой. Нас окружали очень хорошие доктора, отличный психолог; они переживали за нас, наверное, больше, чем мы сами».

Нас принимали за героев

«После пережитого мне все еще было тяжело ходить, но я старался изредка выбираться из гостиницы, чтобы прогуляться и освежить голову. Обычные люди, встречая нас на улице, говорили: «Это вы, те, кто спаслись? Парни, вы – герои!» Они пожимали нам руки, фотографировались с нами.

Сначала компания сказала, что все питание – за их счет. Позже ограничила ежедневный рацион определенной суммой. Я пару раз случайно превысил установленный компанией лимит и хотел доплатить, но сотрудники отеля отказались брать с меня деньги».

Страховая компания постоянно находилась на связи с моряками, уверяла, что обо всем позаботится. Высшее руководство компании обещало оказывать любое содействие. Однако реальность разительно отличалась от обещанного. А после возвращения моряка в Одессу сразу начались проблемы со страховыми выплатами.

«Дома компания направила меня в частную медицинскую клинику Odrex для лечения и реабилитации. Сказали собирать чеки, подтверждающие понесенные мною расходы. Однако, когда я попытался получить компенсацию, оказалось, что ответственные сотрудники не знают, кто за что должен платить, и кто за что отвечать. Страховщики отправляли меня к представителю компании Ольге Ивановой, она перенаправляла обратно в страховую.

В результате все чеки за лечение я отправил назначенному судовладельцем юристу Евгению Сукачеву, который обещал компенсацию моих расходов. Однако после нескольких электронных писем он просто пропал, перестал отвечать. Точно так же появлялись и исчезали другие юристы. Я связался с фиттером Игорем, проживающим в России, у него такая же ситуация – компания не реагирует на обращения».

Ты же выжил – радуйся!

Все, что получил Евгений – это четырехмесячную зарплату согласно контракту, а также оплату трехмесячного больничного суммой около тысячи евро. Все общение с компанией идет через страховщиков, которые лишь собирают документы и продолжают давать обещания.

«Юрист компании Евгений Сукачев мне сразу сказал: «Ты выжил, и тебе ничего не положено». Но я такой ценой выжил! Это не просто прыгнуть в воду и выжить, я трое суток умирал. Я видел, как умирают другие, видел, как умирают те, кто пытался спастись вместе со мной».

За прошедший с момента гибели судна год компания Bourbon Group ни разу не связалась с выжившими моряками, чтобы уточнить состояние их здоровья. До сих пор не были опубликованы результаты расследования, установлены и наказаны виновные.

Отправившийся в этот злополучный рейс экипаж не предполагал, какой трагедией обернется это путешествие. Ответы на свои вопросы не могут получить семьи погибших и пропавших без вести моряков.

Выжившие в трагедии члены экипажа очень хотели получить заслуженное внимание компании. Надеялись, чтобы перенесенные ими потрясения и трудности найдут хотя бы некоторое отражение в материальном вознаграждении, не предусмотренном, тем не менее, трудовым договором компании. Матрос Николов еще нескоро сможет вернуться к своей профессии, а, возможно, роковые события сентября 2019-го года и вовсе положат конец морской карьере Евгения. Воспоминания о трагедии не покидают матроса.

«Произошедшее невозможно просто вычеркнуть из жизни. Год прошел, а я до сих пор не могу забыть этот ужас, этот липкий парализующий страх, ту глубокую безысходность, которую каждый из нас троих чувствовал всеми клетками своего тела.

Там, в бушующих волнах Атлантики, остались наши товарищи. Где-то на холодном дне лежит отважный буксир, отправленный кем-то безразличным на верную смерть. Я хочу добиться справедливости. Я хочу, чтобы истина была установлена, а виновные понесли заслуженное наказание. И я буду за это бороться, чего бы мне это ни стоило».

По материалам журнала «Морской»